– Даш, я так сразу коротко не отвечу, попробую подробно рассказать. Мой клан – это, мягко выражаясь, разношерстная компания, связанная общими интересами по добыванию хлеба насущного и сохранению порядка с помощью сохранившихся законов давно исчезнувшего города оборотней, что располагался на севере России несколько тысяч лет назад.
Тема не самая приятная, но Даша слушала, затаив дыхание, и мне пришлось продолжать:
– Я принимаю в клан всех, абсолютно не придавая значения, к хищному или «рабскому» обороту относится человек. Кто-то может петь, кто-то – танцевать, а кто-то – прыгать белкой. Для меня это все неважно. Главное – чтобы человек достойный!
Принесли кофе. Пока я ничего себе не заказывал, надеясь на то, что аппетит придет во время еды даже у Даши. Поэтому, потягивая дрянной кофе из белой фаянсовой чашки, продолжал:
– Что ж, моя тактика оправдала себя. За четыре с лишним десятилетия управления, а бывало всякое, столь различный клан стал одной семьей. Очень богатой и заботливой по отношению к своим. Есть, конечно, бунтари, но все в меру. Насильно я никого не держу, скорее наоборот! Меньше клан – меньше проблем.
– У вас есть какие-то ограничения по отношению к нехищным? – строго задала вопрос Даша, заглядывая мне в глаза.
Сердце молнией прорезала ревность.
– Это ты о Нике? – не подав вида, спокойно спросил я. – Он чем-то недоволен? Да?
– Нет. – Она мягко улыбнулась, и я задрожал от желания поцеловать эту нежность… – Дело в его бабушке! Он рассказывал, что Валентину Петровну обижали. Я ужасно возмущалась. Дикость какая-то! Почему они это терпят? – Даша отодвинула противный кофе и с упреком уставилась на меня в ожидании пояснений.
Я подумал, что скоро сойду с ума…
– Даш, я и сам не понимал, долго не понимал, почему все так происходит.
– Теперь понял?
– Да. У нехищных нет стадного инстинкта. Вот представь: какая-то опасность… Хищные, – любые: слабые, сильные, ненавидящие друг друга – тут же объединились, сбившись в стаю, оставив распри на мирное время, а вот нехищные… – Я покачал головой. – Максимум, что они делали и делают, – собираются всей семьей против целой стаи врага. И все! А поодиночке, сама понимаешь, они никто! Да и психология тех, кто привык подчиняться наглым, неизживаема! Я буквально сорок лет взращивал у них чувство собственного достоинства. Не у всех, конечно, в основном у стариков! Родившиеся в клане всегда ощущали себя ровней хищным.
– Тебе, наверно, очень тяжело с ними было? – наконец посочувствовала Даша.
– Ужасно! Намного легче перебить правящую верхушку клана.
– Да-а? – Она замкнулась, тут же решив, что я серийный убийца. Но в любом случае говорить – так все.
– Да! У меня всегда с терпением плохо было. А наш вожак относился к своим людям как к настоящим животным.
– И ты их всех убил?!
Видимо, я окончательно шокировал девушку. Прищурившись, я секунду помолчал.
– Нет, не всех. Но в любой схватке волк борется до победы или до смерти! Но тогда я победил только вожака. Остальных – проучил. К тому моменту в клане осталось с десяток шестерок вожака и несколько чистокровных, которых он трогать опасался. А меня он еще не знал, я только появился после овладения зверем. Вожак тогда избил мою мать. Волк не может поднять руку на волчицу!
– Волк… А что это такое «овладение зверем»?
– К огромной нечеловеческой силе и длинной, в сравнении с человеческой, жизни прилагается период одоления зверя, который растягивается на несколько десятилетий.
– Как это? – Глаза Даши заблестели. Небось все по сказкам судит.
– Ужасно. Появляется необоримый зов, который уводит далеко от цивилизации. И мы десяток лет бегаем на воле, зверь зверем. И надо приложить уйму усилий, чтобы вернуться к нормальной жизни, которая пугает. Это своего рода болезнь. Тяжелая, которая ломает многих, оставляя навсегда жить в лесу.
– И что, многие остаются? – тихо уточнила Даша, сильно сжав пальчиками ложку, которую как только не вертела от волнения.
– Очень! Особенно тяжело полукровкам. Они не имеют той силы, что есть у чистокровных. Их потому и немного среди оборотней в стаях.
– Полукровкам… – задумчиво повторила Даша и опустила голову. Что она еще себе придумала?
– Ты понимаешь, что за все надо платить?! Вот это плата за силу, за лишнее время жизни, за все прелести оборота… Первое десятилетие после овладения зверем – оборачиваться очень тяжело и больно. Потом появляется навык.
Даша какое-то время молчала, затем, склонив голову набок, спросила:
– А сколько тебе лет?
– О… много! Если без времени, когда я бегал по лесу, то семьдесят.
– А со временем?
– Девяносто…
– Н-да… Бессмертный?! – Дашины глаза стали необыкновенно большими.
Я расхохотался:
– Нет, теперь стареть буду так же, как ты.
Тем временем стемнело, и Даша, вспомнив о родителях, взяла мой телефон – предупредить.
Я подслушивать не стал, пошел к стойке заказать что-то на ужин. Пицца здесь ничего, а вот кофе…
Пообещав маме рассказать о том, куда я пропала, позже, рассматривала великолепный шерстяной свитер Тео со спины и задумчиво постукивала телефоном по подбородку. Сколько всего услышала! В душе появилась жажда устроить революцию среди нехищных, но, конечно, это глупость…
Тео правильно делает. Конечно, путь, выбранный им для переустройства, очень сложный и медленный, но зато бескровный. По мне, так самое страшное – все исправляется только в пределах клана Тео. В других, как я поняла, все ужасно. Как сказал Ник, «балласт к себе не принимают».